Она кормила его молоком, выжимая по капле, чтобы он рос и креп… Она качала его на руках… Она целовала сбитые коленки… Она гладила по голове, когда засыпал, чтобы снились хорошие сны…Он рос и креп, стал большим и сильным – на радость ей. Защитник. Гордость. Сын.
А потом в их мирную жизнь ворвался лютый зверь. И утащил его – молодого, сильного, крепкого, но беззащитного перед страшным чудовищем – в свое ЛОГОВО.
Словно раненая волчица, она мечется, пытаясь спасти его. И не находит себе места, и сходит с ума в своей квартире, где все напоминает о нем. Впервые она не может помочь своему детенышу. Просто увидеть его, обнять… Не может.
У нее почти не осталось сил, но осталась ВЕРА. Благодаря ей и живет. И продолжает бороться.
Мы плакали с ней на разных «концах провода». Она рассказывала, а я слушала. И совершенно не укладывалось в голове, что все это происходит с нами, сейчас – в 21 веке. Казалось, какая-то машина времени перенесла меня в чудовищный 37-й.
Вера Котелянец – мать политического узника РФ Евгения Панова из Энергодара. В августе 2016 года ее сына – бывшего АТОвца и волонтера – обвинили в подготовке терактов на территории оккупированного Крыма, и с тех пор он находится в застенках «братского» гестапо. Сперва Женю держали на полуострове – и тогда мать могла хотя бы видеть его. Ездила часто. Натерпелась всякого. Но по сравнению с тем, что сейчас, это было хорошее время.
Письмо из Сибири
После суда, на котором Евгению дали 8 лет колонии строгого режима, нашего земляка увезли в неизвестном направлении. Его перебрасывали из пункта в пункт по этапу, и это длилось долгих четыре месяца. Как только родным удавалось получить весточку из одного города, Панова увозили в другой – словно специально хотели скрыть его местонахождение.
И вот лишь на днях семье удалось узнать точно, где он находится. Окольными путями получили от Жени письмо, адресованное брату.
Итак, энергодарец Панов теперь в Омске – в 3 410 километрах от родного дома. И, судя по всему, именно здесь будет отбывать «наказание». В своих «лучших» традициях Россия отправляет политических узников на каторгу в Сибирь. По словам брата Игоря, в этих застенках уже сидел другой наш соотечественник Дмитрий Штибликов. Осенью 2018 года здесь случился бунт. Заключенные протестовали против нечеловеческих условий и издевательств со стороны администрации. После этого Дмитрия вывезли. А место «особо опасного украинца» занял Евгений.
Два с половиной года ареста подорвали его здоровье. Холод, голод, разлука с родными. Пытки… Но духом он не сломлен. Заявил, что в колонии работать не будет: «Никакого батрачества на агрессора». Гимн России тоже петь отказывается. Хочет учиться дистанционно в ВУЗе – изучать историю.
А здесь, дома, родные не теряют надежды спасти его…
Вера Васильевна говорит:
– Я даже не хочу думать, что Женя останется там на все эти годы. Он не выживет просто. Он же АТОвец. Воевал. Враг… К тому же подорвано здоровье. Он искалечен после пыток. У него выкручены плечевые суставы, смещение позвонков, отнимается нога. Мы когда виделись с ним во время свиданий – он даже трубку долго держать не мог, настолько слабые руки. Женя всегда был очень здоровым парнем… Полным, но здоровым, крепким. Занимался спортом, был очень активным. Я так мечтала о внуках… А теперь мечтаю просто увидеть его живым.
Мать круглосуточно «сидит в интернетах». Стучит во все двери. Ведет переписку с чиновниками всех рангов. С Денисовой, Москальковой, правозащитниками, консулами, активистами, волонтерами, иностранными общественными и государственными деятелями…Кого только нет среди ее адресатов! Но света в конце тоннеля пока не видно. Вера Васильевна говорит, что в Украине даже нет такого человека, который бы курировал вопрос наших политзаключенных. Нет такой должности!
Ничего конкретно ей никто не сообщает и не обещает. Но опускать руки она не может.
– Им там легче, когда мы здесь подымаем шум, – объясняет она. – Информационная волна помогает все-таки. Ну, и сам Женя тоже не молчит. Он говорил мне, что уже все российское законодательство изучил. Был случай, когда сын еще сидел в крымском СИЗО, их в камере донимали постельные вши. Все искусанные были. Никто ничего не предпринимал, а Женя писал и писал жалобы. В итоге провели дезинфекцию. Правда, Женю перевели в другую камеру сразу после этого. Посадили с иностранцем. Вообще, его часто держали с иностранцами, которые не понимают русского. Потому что он всех склонял на свою сторону, просвещал. И его уважали. Посидев с ним какое-то время, сокамерники становились проукраинскими.
Татары научили, как вести себя с оккупантами
В Крым мать ездила регулярно. Возила еду, лекарства, вещи. Тюрьма была переполнена – количество заключенных превышало норму вдвое. На питание каждому положено 67 рублей в день. А по факту эту сумму нужно было делить на два, так как узников больше. Если учесть, что буханка хлеба на полуострове тогда стоила 37 рублей, можно представить, как и чем кормили.
Однажды Веру Васильевну задержали на «границе» с колбасой. Над пожилой, больной женщиной российские пограничники поизмывались вволю.
– Дело в том, что свинину нельзя перевозить в Крым. Поэтому я специально брала говяжью колбасу. Две палочки у меня было тогда, – вспоминает она. – Прятала на всякий случай, конечно – хоть и говяжья. Везла на дне женской сумочки. Нашли. Достали. Начали смотреть состав. Я им говорю, что, мол, смотрите, здесь нет свинины – колбаса говяжья. А они прицепились к салу. Вот – мол, ваше хохляцкое сало. Ну, а какая колбаса без сала? Разве бывает?… Приказали отнести колбасу на наш, украинский пункт и показать потом бумажку от наших пограничников. А это было на Чангаре – идти почти 4 километра. А для меня идти так много своими ногами – смерть. Паспорт у меня забрали…. Я просто сидела и плакала. Не знала, что мне делать. Очень долго это продолжалось. В итоге они сжалились что ли надо мной. Пропустили. Вернули паспорт и колбасу.
Вера Васильевна рассказывает, что посещая регулярно Крым, она научилась общаться с врагом. И в этом ей очень помогли татары.
– У них, видно, уже исторически эти навыки развились. Они знают, как с оккупантами надо. А надо с ними уверенно, гордо. Если прогибаться, лебезить, просить, будут издеваться и унижать. Я научилась смотреть в глаза и говорить правду. Прокурорам, следователям, конвоирам, судьям… Правду они не любят. И уже сами отводят глаза… Надо гнуть свою линию и стоять за себя. Был случай один показательный. Суды проводятся обычно у них в маленьких комнатушках. А по их правилам, находиться в зале может только тот, кто сидит. Стоять нельзя. Выгоняют за дверь. И вот во время одного из судилищ мне пришлось встать и отойти на несколько шагов от своего места. В тот же миг его заняли две девушки. Молоденькие, худенькие. Практикантки какие-то. И так весело им, радостно было от того, что сделали… Хи-хи, ха-ха… Но я не растерялась. Сначала попросила их по-хорошему встать. Когда отказались, просто взяла и села прямо на них. Подействовало. Они ушли. Я осталась в зале.
– Прокуроры, следователи крымские – твердолобые, тупые. Не понимают, например, что такое волонтер, как можно вообще отдавать свое, помогать чужим… Для них это – фантастика. Меня там чуть не посадили, а я просила: «Заберите меня, только отпустите его»… Но, знаете, хочу сказать, что хорошие люди и там есть. Везде есть адекватные… И они помогают. Я бы уже умерла, если бы не помогали люди. В Крыму подсказывали тайком, как, к кому лучше подойти; каким образом передачку передать и так далее. Тот кивнет, тот знак подаст, подмигнет… Спасибо всем, кто понимал ситуацию и не оставался безучастным. Особенно сейчас важна эта помощь. Ведь я больше не могу ездить к Жене. Да, и не хочет он, чтобы мы видели его таким. Умоляет не приезжать. Вот, отослала одному мужчине 9 тысяч рублей – он купил продукты в тюремном магазине (там все в три раза дороже) и отнес Жене. У них тьмутаракань такая в этом Омске. Нищета и дороговизна страшная. Пачка сигарет – 130 рублей. И за каждую свою «услугу» тюремщики просят пачку. Это как валюта у них вроде. Ну, а отсюда пересылать продукты еще дороже выйдет. И долго, – вздыхает Вера Васильевна.
С ней постоянно на связи российские правозащитники. Они помогали отслеживать путь Жени по этапу, передают письма, раздобывают телефоны «шишек».
– Начальник омской колонии был в шоке, когда я ему позвонила! – говорит моя собеседница. – В шоке, что телефон нашли, в шоке, что разыскали так быстро Женю. Его буквально только привезли, а мы уже знаем! Боже, боже… Мне бы увидеть его… Мне бы стало легче, если бы я хоть увидела его…
Плачет…
«Мама, ну ты же договорилась с Боженькой…»
До всего этого ужаса, в который сложно поверить, Евгений Панов был обычным энергодарским парнем. По образованию механик, он 18 лет проработал в автоколонне на Запорожской атомной станции. С друзьями у них был клуб по интересам. На выходных собирались, возились с машинами. Человек 15-20. Спортом занимались, иногда играли в страйкбол.
Когда в Украине начались смутные времена, парни построили на въезде в Энергодар блокпост. Ведь город – стратегического значения. Атомная станция. По словам Веры Васильевны, очень много россиян, когда-то приехавших работать на АЭС. Путина в Энергодаре ждали…
Когда стало еще «горячее», Женя и еще трое его товарищей засобирались на фронт добровольцами. Но это оказалось не так просто. У сотрудников АЭС была бронь. И пришлось чуть ли не через суд добиваться разрешения уйти.
– Как сын на фронт ушел, я стала волонтером, – продолжает рассказ Вера Васильевна. – Трусы шила, сетки маскировочные плела. Флаги шила. Пирожки пекла. Бывало, что за одну ночь – 350 – 500 пирожков. Когда Женя был на войне, я думала, это самое страшное… Выходила ночью во двор, обнимала дерево и выла… Отпускало немного после звонков. Он веселый всегда был, бодрый. Шутил: «Мама, ну ты же с Божечкой договорилась – все хорошо будет». Или: «Привет, у меня все замечательно – я не море» (они под Мариуполем стояли). А однажды мы попрощались, и он забыл отключиться. И я услышала, как «все у него хорошо». Выстрелы, разрывы, крики, мат… Я кричала: «Женя, Женя…» Но он, конечно, не слышал. За ту ночь я просто умерла… А самое страшное, оказывается, было еще впереди.
Вера Васильевна рассказывает, что вернувшись с фронта, стал волонтерить, занимался общественной деятельностью. Был очень известным волонтером. Она думает, что кто-то из «своих» его подставил. Заманил в ловушку врага:
– Женя собирался ехать в Запорожье на реабилитацию для АТОвцев. Специально взял отгул на понедельник. Он не планировал ехать в Крым, и, я уверена, не пересекал границу. Его выманили из Энергодара хитростью. Я не знаю, как и где именно это случилось… Наверное, назначили встречу какую-то или попросили что-то куда-то подвезти… А там и «приняли» нужные люди. Он не помнит, как попал в Крым. Очнулся в луже крови с дыркой в голове. В период с 7 по 12 августа Женю перевозили из одного места в другое. На голове был мешок. Он был полностью дезориентирован. Еды не давали – только один раз воду. Били трубой. Дважды вывозили в поле и заставляли рыть могилу. Якобы себе. Грозились расстрелять. Пытали. Под коленками застегивали руки наручниками и подвешивали на трубе в таком положении. Подсоединяли электроды к конечностям и гениталиям – на месте этих ожогов потом образовались гниющие раны…
Все это Евгению удалось сообщить своему адвокату. Мать долгое время не могла говорить о пытках. И сейчас ее голос предательски дрожит, когда затрагивается эта тема.
– От меня во время все допросов пытались добиться признания, что Женя ехал в Крым, – рассказывает она. – И даже обманывали сына – говорили, что, я, мол, дала такие показания. Но я, конечно, не могла такого сказать. И вот, вопрос: если у них есть доказательства, что он пересек границу, зачем тогда были нужны мои показания? А нет у них ничего… Там камеры стоят – было бы видео пересечения. Но нет видео. Ничего у них нет. Все сфабриковано.
Как помочь?
По словам матери, ни она, ни брат Жени Игорь не собираются сдаваться. Они будут продолжать стучать во все двери. Игорь уже «прописался» в Киеве. Изучает все нюансы, встречается с разными людьми, ведет переписку, собирает документы. Плотно занимается вопросами наших политзаключенных. Но, увы, родные совершенно не чувствуют поддержки от земляков.
– Ни акций, ни других каких-то мероприятий в Энергодаре. Словно и не было Жени Панова. А вот побратимы из 37 батальона – да, поддерживают меня, – признается Вера Васильевна. – Не дают пасть духом. Говорят: «Мы считаем, что Женя до сих пор в строю вместе с нами. Пока он там – он воюет за свободу Украины».
А сможет ли Украина отвоевать свободу своего защитника?.. Во многом это зависит и от нас. От каждого из нас, украинцы!
Распространять информацию о Жене и других узниках РФ, проводить акции в поддержку, писать письма чиновникам всех рангов и самим заключенным – все это архиважно! Потому что молчание – это смерть для них. Потому что когда их имена на слуху, звери ведут себя осторожней. Потому что, если мы одна семья, мы не должны бросать в беде своих. Потому что у них так больше шансов.
И еще потому что у Жени и других пленных украинцев есть МАМЫ. Которые по ночам обнимают деревья и воют, а днем собирают себя в кулак и продолжают бороться за своих детенышей. Которые живут из последних сил…
Идет война, и туда, в ГУЛАГ 21 века попадает все больше наших.
P.S. Отправить письмо Евгению можно по адресу: Панову Е.А. 06.06.1977 г.р.
ФКУ ИК №6 УФСИН России по Омской области
644009, Омская область, г.Омск, ул. 10 лет Октября, д.176.
Писать нужно на русском языке. Без политики. О жизни и быте. Слова поддержки.
Спасибо!