С первым карантином украинцы столкнулись в 1770-1771 годах. Люди убегали от мора из города и тем самым разносили чуму за его пределы, уклонялись от изоляции на Трухановом острове, прятали в своих домах заболевших родственников, а мёртвых тайно подбрасывали соседям. А еще рьяно искали виновников чумы, устраивая над ними жестокую расправу.
Штрафы за нарушение карантинных мер, протесты предпринимателей, массовая усталость от изоляции и при этом — страх погибнуть от смертельной болезни и поиск виновных в её распространении… Увы, всё то, с чем мы сталкиваемся сегодня из-за пандемии SARS-CoV-2, отнюдь не ново. Что-то очень похожее пережили наши предки во время эпидемии чумы в Украине четверть тысячелетия назад.
Документы того периода свидетельствуют о страшных вещах, творившихся в Киеве и его окрестностях в 1770–1771 годах. Люди убегали от мора из города и тем самым разносили болезнь за его пределы. Они всячески уклонялись от изоляции на Трухановом острове, прятали в своих домах заболевших родственников, а мёртвых тайно подбрасывали соседям, чтобы отвлечь подозрение от себя самих. А еще рьяно искали виновников чумы, устраивая над ними жестокую расправу.
Платок для кумы или война с турками
Существуют разные версии того, как именно чума попала в Киев летом 1770 года. По одной из них, составленной доктором Иоганном-Якобом Лерхе, болезнь привёз из-за границы купец, живший на Подоле. Больной скончался в тяжких муках, а вскоре после этого вспышки чумы возникли в других домах.
Оставайтесь дома. Листовка с рекомендацией соблюдения карантина, 1680 г. (фото: Ростислав Камеристов)
Известно также, что 2 сентября 1770 года в Киевский магистрат поступило тревожное сообщение о том, что в одной семье на Подоле умерло сразу трое мужчин и их соседка. Прибывшим служащим из канцелярии генерал-губернатора хозяйка дома поведала, что её умерший сын приехал из Ладыжина (ныне Винницкая область) очень больным. Его знобило, он постоянно просил пить, а к утру умер. На следующий день та же непонятная хворь постигла отца и зятя. А позднее — куму, которой юноша привёз в подарок модный платок. В этом платке кума успела пощеголять перед несколькими подругами из соседних домов — с ними также вскоре приключилось несчастье.
Жена священника Василия утверждала, что по ночам к её мужу приходят гости из мира усопших — сестра и другие покойники. И что «они с шумом толкутся по комнате и клацают ртами, как будто едят»
Есть сведения о том, что ещё в начале весны чума разразилась в Пирогове (пригород Киева) и Хотове, где базировался военный полк. Солдаты только что вернулись из Турции после войны, а там эпидемия была в самом разгаре. Для заболевших устроили военный госпиталь в Кловском дворце, а их сослуживцев за пределы гарнизона не выпускали.
Если летом 1770 года вспышки заболевания были единичными, то уже к началу сентября чума пошла по Подолу уверенным шагом, ежедневно забирая десятки жизней.
В середине месяца губернатор приказал Подол оцепить, но было поздно. Людей охватила паника. Они обходили оцепление по реке или через горы. Кто-то добирался в сёла поблизости и оседал у своих родственников, кто-то сооружал временное жилище в лесу. В итоге инфекция разносилась за пределы Подола и остановить её становилось всё труднее и труднее.
Те, кто остался жить в своих домах, боялся как болезни, так и властей города. Страх разлуки с родными оказался сильнее страха самой заразы. Матери не отдавали заболевших детей и прятали их от врачей, посещавших дома. Если же кто-то из родных умирал, его старались поскорее похоронить в собственном саду возле дома. Когда же за укрывание заболевших начали наказывать, многие жители стали выбрасывать трупы тайно ночью на чужих улицах, чтобы отвлечь от себя подозрения.
Чумный лазарет в Вене, около 1680 г.
Особое недовольство среди жителей вызвало распоряжение властей вывозить пока ещё здоровых людей, в семьях которых были заболевшие, на Труханов остров. Но наступали холода, изолированные рисковали элементарно замёрзнуть. Такие карантинные меры казались киевлянам чересчур жестокими. Они даже устроили бунт перед зданием Магистрата, требуя свободного движения по городу, ибо на всё воля Божья, а чему быть, того не миновать.
В результате власть пошла на уступки и карантинные меры ослабила. Вместо Труханова острова для изоляции избрали Кирилловский монастырь. Впрочем, и тут не обошлось без скандала.
Конфликт губернатора и архимандрита
По мере разрастания масштаба эпидемии возрастала и паника во властных кругах Киева. Оказалось, что врачей катастрофически не хватает, больниц мало, а те, что есть, по большей части не пригодны для обсервации. Лекарства от напасти не существует, а надежды на травяной чай с добавлением соляной кислоты, коим лечили заболевших, себя не оправдали.
Когда количество больных в лазаретах стало исчисляться не десятками, а сотнями, киевский генерал-губернатор Фёдор Воейков пишет секретную записку консисторию Кириллу в Киевскую Консисторию (от 20 сентября 1770 года) с требованием предоставить Кирилловский монастырь как место для размещения больных: «Сие представляемое от медицинских чинов мнение, признавая для облегчения народа и прекращения опасной болезни необходимо нужным, прошу Консисторию приказать Кирилловскому монастырю немедленное и с вышеописанным медицинским мнением во всём сходное учинить исполнение».
Ответ не заставил себя ждать. Киевская Консистория указом от 23 сентября постановила, что генерал-губернаторское требование — это ничто иное как посягательство на монастырские права, которое несёт риск для имущества и припасов Кирилловского монастыря, а также угрожает жизни не только монахов, но и соседних сёл.
Специальный дом для самоизоляции от чумы в 1900-х
«Если заражённых людей сограждане их не могут терпеть близ себя в городе, но требуют высылки их на остров за Днепр, то и монахи Кирилловского монастыря равное же основание имеют опасаться заражённых весьма опасною язвою, которых его превосходительство требует помѣстить в монастырѣ».
Одновременно предлагалось размещать заражённых в соседних сёлах. Киевский магистрат в ответ на упрямство консистория пишет рапорты на оценку действий Кирилла в Правительственный Синод Российской империи.
Правительство, рассмотрев жалобу, составило указ от 18 октября 1770 года с требованием к митрополиту Киевскому и Галицкому Преосвященному Гавриилу незамедлительно исполнять приказ генерал-губернатора.
После вмешательства Санкт-Петербурга заражённых людей стали размещать в монастыре. А митрополит Гавриил осерчал и велел виновного подчинённого наказать, о чём свидетельствует его распоряжение 19 ноября 1771 года. Настоятелю Кирилловского монастыря архимандриту Кириллу за содеянное им преступление надлежало «быть на хлебе да на воде чрез три дня в Софийском монастыре». И, кроме того, «в то время и ни крестя, ни шапки (митры), ни мантии архимандритских не употреблять».
Наказание, которому архимандрит и некоторые монахи подверглись, было весьма снисходительным. Им крупно повезло, что незадолго до описываемых событий, 21 мая 1767 года, был издан указ, запрещавший телесные наказания среди духовенства. А случись беда немного раньше, могли бы и высечь.
Впрочем, наказание наступило чуть позднее — спустя 16 лет власти сделали всё для того, чтобы превратить Кирилловский монастырь в пансионат для престарелых и людей с инвалидностью, «а также умалишённых».
Убить вурдалака
Во все времена страх порождает в людях стремление уповать на высшие силы и искать чуда. Ещё в начале эпидемии один военнопленный турок заверил губернатора Киева, что знает гарантированный метод избавления города от эпидемии. Поскольку чума пришла в православный город, может быть, из его краёв, то молиться только Иисусу Христу недостаточно. Губернатор трезво рассудил, что, возможно, чужеземец прав, поэтому разрешил разместить на колокольнях написанные им записки следующего содержания: «Великий Магомет! На сей раз помилуй ты христиан и спаси их от моровой язвы ради избавления нашего из плена!»
Однако желаемого результата сей метод не принёс. Напротив, многочисленное скопление народа привело к тому, что чума усилилась.
До наших дней дошла задокументированная история, произошедшая в селе Войтовка, неподалёку от Киева. Кто-то из селян пустил слух, что ночью по улицам бродит вурдалак и «надихує» болезнь людям в хаты. Стали думать-гадать, кто же это может быть. Кто-то из войтовчан припомнил, что вурдалак непременно должен быть одет в белую рубаху и синие, хорошо зашнурованные от колен белой тканью штаны. На беду такое одеяние носил в селе один-единственный человек — отец Василий. Естественно, он всячески отпирался и не признавал себя вурдалаком, накликающим мор на село. Тогда на допрос позвали попадью.
Медицинское обследование прибывших пассажиров во время вспышки чумы на железнодорожной станции Бандра в 1890-х годах
Трудно сказать, что двигало этой женщиной, — то ли ревность из-за поповских измен, то ли сама она крутила роман на стороне и была не прочь избавиться от опостылевшего мужа. А может, всего-навсего попадья была банально глупа? Однако то, что она поведала на допросе, впечатляет. Жена священника Василия утверждала, что по ночам к её мужу постоянно приходят гости из мира усопших — сестра и другие покойники. И что «они с шумом толкутся по комнате и клацают ртами, как будто едят». Крестьяне устроили «очную ставку» супругов, на которой попадья повторила своё признание в глаза оторопевшему батюшке. Ещё и всплакнула: «Не запирайся, попе, бо сама правда, що ти ходиш по селу вночі».
Страх разлуки с родными был сильнее страха самой чумы. Матери не отдавали заболевших детей и прятали их от врачей. Когда же за укрывание заболевших начали наказывать, многие жители стали выбрасывать трупы тайно, чтобы отвлечь от себя подозрения
Страх разлуки с родными был сильнее страха самой чумы. Матери не отдавали заболевших детей и прятали их от врачей. Когда же за укрывание заболевших начали наказывать, многие жители стали выбрасывать трупы тайно, чтобы отвлечь от себя подозрения
Батюшка умолял не верить «безумній», но тут уже и его кухарка заявила на всё село, что да, действительно, ходит по ночам и призывает чуму на село.
И что оставалось напуганным селянам, кроме как устроить самосуд над «вурдалаком» и тем самым спастись от страшного мора? Бедного отца Василия избили дрючками, а потом полумёртвого и искалеченного отнесли к выкопанной могиле и, пробив осиновым колом от плеча к плечу навылет, спихнули в яму и заживо засыпали землёй.
Вскоре после этих событий состоялся суд. Из числа участников расправы над батюшкой в живых остался лишь некий Леско Ковбасюк — все остальные благополучно скончались от чумы, из чего заключаем, что ритуал не сработал. Однако судья оправдал Ковбасюка: 26-летний парубок стоял на том, что отца Василия не убивал, а всего-то три раза ударил дрючком. Кто же от такого может умереть?
В сёла вместе с чумой вернулась средневековая дикость. Люди не имели ни малейшего представления о научно-медицинской стороне проблемы. Для них чума была лишь «мором» и «напастью», а «теория зрады» казалась подходящим объяснением любых бед. Потому колдуны, упыри, ведьмы и прочая нечисть стали неизбежными жертвами людского страха и гнева в те годы.
Зараза из могил и секонд-хендов
Если раньше многих жителей не возбранялось хоронить в собственных садах или возле храмов, то теперь тела погибших закапывали на низком берегу Днепра на Подоле. Но вот несчастье! После того как эпидемия, казалось, пошла на спад, в ноябре начались обильные дожди. Комендант, генерал-майор М. Шипов, сообщает в докладе киевскому митрополиту о том, что бурные воды размыли кладбище, а бродячие собаки растаскали кости погребённых по всей округе. Болезнь стала косить людей с новой силой.
На Рождество 1771 года ударил сильный мороз, и ситуация немного улучшилась, поскольку холод, как и ожидалось, немного убил заразу. Однако в начале марта всё повторилось — люди умирали уже не десятками, а сотнями ежедневно.
Изображение больного чумой в медицинских учебниках XIX века
Причина была в том, что власть не решалась сжигать дома умерших, опасаясь пожаров. Находились те, кто выносил вещи умерших вместе с инфекцией. Особенно свирепствовала чума в Пирогове, где, как выяснилось, солдаты продавали одежду своих умерших товарищей.
Несмотря на недовольство людей, Старый Киев тоже оцепили, за его пределы выпускали только по специальным пропускам.
Известно, что очень много смертей было в Софиевском монастыре — чума унесла жизни 140 людей. Также погибло много монахов Киево-Печерского монастыря. А вот Михайловский чума пощадила, поскольку обитель ушла на самоизоляцию и не поддерживала связь с городом.
Лишь 30 марта 1771 года Киев был открыт для въезда, хотя случаи болезни ещё фиксировались в городе. По преданию, побороть чуму помогла икона Пресвятой Богородицы, доставленная в Киев из Почаевской лавры.
Тогдашний мор унёс более 6 тыс. жизней. Он наглядно показал бессилие людей перед страшной болезнью. Но вместе с тем любая трагедия заставляет думать, действовать, искать пути решения проблем. После эпидемии чумы в Киеве перестали хоронить возле церквей и во дворах, а кладбища стали устраивать подальше от домов. Больницы получили больше финансирования, были основаны новые лазареты и госпитали, а профессия врача стала более востребованной, медицине начали обучать гораздо больше студентов.
Автор Ростислав Камеристов, издание ФОКУС
Рекламні блоки на нашому сайті дозволяють нам бути незалежним ЗМІ, а вам – отримувати оперативну і не проплачену ніким інформацію. Переглядаючи рекламу, ви робите свій внесок у розвиток незалежної журналістики України
